Страницы: 17-21

Сначала несколько слов о биографии нашего юбиляра. Как и абсолютное большинство известных жителей Петербурга, включая основателя города, Олег в нём «приезжий». Он родился, по выражению Василия Аксёнова, «во льдах Йошкар-Олы» в 1960 году и, начитавшись в детстве, как и все мы, популярных книжек Керама, Федорова и др., решил стать археологом. Олегу повезло — в свою первую экспедицию он поехал в Полоцк к Валентину Александровичу и Василию Александровичу Булкиным, т. е. сразу же попал в хорошие руки.

Поступив на кафедру археологии Ленинградского университета в 1978 году, Олег окунулся в ту незабываемую, и, увы, ушедшую атмосферу интеллектуального комфорта и свободы, которую для нас тогда создала славная плеяда наших преподавателей и которую в полной мере могут оценить лишь те, кто жил в нашей стране в те годы. Действительно, в каком еще вузе того времени археологам можно было практически безнаказанно прогуливать лекции по основополагающим марксистским дисциплинам, летом отправляться «в поле» вместо обязательного для всех студентов колхоза, открыто вступать в дискуссию с искренне уважаемым преподавателем и даже слегка подтрунивать над ним? Где еще тогда был возможен следующий обмен репликами (в полный голос, на лекции!):

Лев Самойлович Клейн: «Итак, в лице аббата Брейля археология получила своего папу… Лютера пока нет… Может быть, Бинфорд?»
Витя Суворов: «А может быть, Клейн?»
Саша Семенов: «Ну что ты, Витя! Клейн — это Маркс археологии!».
Умная улыбка Клейна и общее веселье.

На кафедре Олегу особенно повезло — он стал учеником Марка Борисовича Щукина, которого сейчас, по прошествии времени, можно уверенно назвать основателем ленинградской школы «варварской» археологии. При этом его любимым учеником — недаром на своем семидесятилетнем юбилее Марк Борисович, вспомнив добрым словом своих последователей, отдельно поднял тост только за Олега Шарова. Конечно, как и принято в ленинградской школе, между учителем и учеником постоянно возникали жаркие споры, часто Марку Борисовичу приходилось осаждать богатое исследовательское воображение Олега. Но именно Щукин вывел Шарова на международную орбиту европейской археологии, вывозя его на разные заграничные коллоквиумы и познакомив его с ведущими европейскими специалистами. Уже после первой международной конференции, где побывал Олег, великий Ярослав Тейрал, планируя следующую встречу, пробурчал: «и этого, молодого, из Петербурга, надо обязательно пригласить».

Хотя Марку Борисовичу и там приходилось подчас Олега сдерживать: «Вот я расскажу про бургундов в черняховской культуре, и пусть Бирбрауер меня потом критикует». — «Олег, да не будет он тебя критиковать, просто пожмет плечами, хмыкнет, и на твоем европейском признании можно будет поставить крест». Слава Богу, обошлось — Фолькер Бирбрауер, известный своим сверхкорректным отношением к научным оппонентам, даже пригласил Олега к себе в гумбольдтовские стипендиаты, но по административным причинам что-то не срослось.

Олег Шаров в 1984 г. успешно защитил диплом «Связи населения восточных римских провинций и черняховской культуры (по керамическим материалам)» и после диплома не использовал военную кафедру как легитимную «отмазку» от военной службы, а пошел в армию, стал бравым артиллерийским офицером в Ленинградском военном округе и носил погоны до 1986 г.

Олег вернулся в гражданскую жизнь в разгар перестройки, исследовательской работы по специальности было не получить, и он начал руководить археологическим кружком в Василеостровском доме пионеров, а летом возил ребят в поле, к Щукину в Молдавию, где Славяно-Сарматская экспедиция Эрмитажа, при активном участии Шарова, проработала до 2001 года. В разгар перестройки Шаров организовал с Игорем Бажаном и Владимиром Еременко научно-археологическое общество «Ойум», начал копать (и с тех пор успешно продолжает это делать) в Северном Причерноморье — в Таганроге, в Крыму, на Тамани. Впрочем, в полевой практике Олега есть не только благодатный Юг — ему пришлось в разные годы поработать и в Заполярье, например, на острове Колгуев или в северной Якутии.

Новые времена, когда многие археологи перебивались на случайных заработках, открыли и новые перспективы: стало возможным что-то организовывать и публиковать без соизволения высокого начальства. Поэтому в 1992 г. молодые энтузиасты Афанасьев, Бажан, Короткевич, Мазуркевич, Шаров создают издательство «Фарн», где выходил «Петербургский археологический вестник» (ПАВ), первый негосударственный археологический альманах России с интересными статьями, хотя и с несколько эпатирующим оформлением, а также был издан ряд монографий известных специалистов (Л. С. Клейн, И. П. Засецкая, М. Б. Щукин, Д. Г. Савинов, С. Г. Кляшторный). Все эти публикации сохраняют свое значение и в наши дни. В 1996 г. издательство «Фарн» по экономическим причинам прекратило своё существование. Перестал выходить и ПАВ. Его последним выпуском в 1997 г. стал небольшой сборник желтого цвета (редакторы В. Ю. Зуев, М. Е. Ткачук, О. В. Шаров, О. А. Щеглова), на котором, кажется, впервые появилось «Стратум + Петербургский археологический вестник». Получается, что у ПАВ в перспективе было блестящее будущее.

Старшее поколение хорошо помнит ту эпоху, когда ныне ведушие русские археологи подрабатывали продавцами, грузчиками и вольными таксистами. Олегу выпало стать внештатным экскурсоводом в Эрмитаже. Те, кому довелось присутствовать на экскурсиях Шарова, могут понять, почему ребята из Василеостровского дома пионеров шли за своим обожаемым руководителем кружка, как крысята за гаммельнским дудочником — всё излагалось хорошим русским языком, очень просто, доходчиво, и в то же время информативно и пассионарно. Наконец, в 2003 г. благодаря Евгению Николаевичу Носову, к которому обратились некоторые эрмитажные коллеги, Олег был принят в античный отдел в ИИМК РАН, где и проработал до 2018 г. Затем Шаров перешел на работу в ИА РАН, в отдел эпохи Великого переселения народов, где и трудится по сей день.

Как раз в последние годы, в связи с колоссальным строительством, в Крыму развернулись широкомасштабные спасательные работы, и естественно, Олег Шаров, с его богатым опытом раскопок античных памятников, принимает в них активное участие в качестве заместителя начальника Крымской экспедиции, которой руководит Сергей Юрьевич Внуков. Те, кто хоть однажды видел этот Мордор новостроечных экспедиций, с палящим солнцем, густыми облаками пыли, всевозможным дерьмом по колено, ревущими бульдозерами, исходящими матом гастарбайтерами и малоконтактным, вечно торопящимся строительным начальством, прекрасно понимают, что Шарову выпала далеко не синекура.

Однако Олег не только крепкий копатель, но и вполне себе успешный кабинетный ученый, то есть человек, очень широко знающий научную литературу, владеющий иностранными языками и, главное, способный структурировать и хорошим языком излагать свои мысли. Некоторым удается получить эти навыки и знания с детства, благодаря домашнему воспитанию, как, например, Петр Николаевич Третьяков, который в тринадцать лет переписывался на французском языке с известным шведским археологом Туре Арне по поводу неолитических находок в родной Костроме. Другие добиваются успеха в кабинетной работе адовым трудом. Так или иначе, Олег всем этим владеет, чему свидетельством две защищенные диссертации, три объемных монографии и две сотни статей на пяти языках.

Важно отметить, что Шаров одинаково хорошо производит как синтезные, концептуальные труды, так и образцовые публикации ранее неизвестного материала, будь это его собственные раскопки или материалы его предшественников, погребенные в архивах и коллекциях. Каждый из нас знает, что лет через 40—50 самые умные концепции будут представлять в первую очередь историографический интерес, а вот публикации материала — вечны, по крайней мере до тех пор, пока археология существует как наука.

В 1990 г. Шаров стал соискателем на кафедре археологии в ЛГУ, под руководством Щукина, и в 1995 г. он защитил кандидатскую диссертацию по теме «Культурно-исторические связи Восточной Европы и Северного Причерноморья в середине III — первой половине IV в. н. э. (древности горизонта Лейна-Хасслебен и черняховская культура)». В 2009 г. Олег представил и защитил в ИИМК РАН докторскую диссертацию по теме «Боспор и варварский мир Центральной и Восточной Европы в позднеримскую эпоху (середина II — середина IV вв. н. э.)» (оппоненты Н. Н. Болгов. Б. В. Магомедов, Е. А. Молев), которая еще ждет своей публикации в форме монографии.

В общем, обычная научная биография в обычное время, поскольку сменяющие одна другую кризисные эпохи и составляют основную линию истории человечества, которую мы изучаем. Поговорим теперь о результатах научной деятельности юбиляра.

Полевые мотания Олега, от Заполярья до Черного моря лишь частично отражают круг его научных интересов, куда входит и вся Европа, и Центральная Азия, и Ближний, Средний и даже Дальний Восток — это хорошо видно по литературе, цитируемой в его работах. Там найдешь и далекую страну серов, откуда к нам пришли порох, бумага, конфуцианство и счеты с деревянными костяшками, и холодное Свевское море, на берегу которого собирают глезиум, и скандинавское «чрево народов», откуда, по легендам, вышли готы и другие германцы, и малоизвестные народы Кельтоскифии, Golthescytha Thiudos, и Великую Степь, и особо любезный сердцу юбиляра Ойум, и ласковое Средиземноморье, и снежные горы Кавказа, а на далёких островах, где от немыслимого холода у волков лопаются глаза, Шарову, похоже, и самому довелось побывать. В общем, чтение работ Олега — это не только интеллектуальное удовольствие, но и увлекательное путешествие.

Конечно, как многие ученики Щукина, Олег отдал дань хронологии древностей римского времени. Шаровым для позднеримского времени выделены три основные фазы черняховской культуры — Косаново, Данчены и Ружичанка, а также, в соавторстве с Марком Борисовичем, её финальный этап, совпадающий с началом эпохи переселения народов. К слову сказать, далеко не с каждым, даже очень модным, питерским коллегой Щукин соглашался подписывать совместные работы. Сейчас хронология черняховской культуры, существующая в различных схожих версиях, особых споров не вызывает, все знают, что она формируется в III веке и существует до начала — первой половины V века. Но мы хорошо помним жаркие баталии 1980—1990 х годов: 230 или 275 условный год? 375 или 410? Или всё-таки 450? Тогда оттачивались принципы и методы датирования, выявлялись пресловутые «хроноиндикаторы», ставились под сомнение даже такие незыблемые авторитеты, как Ганс-Юрген Эггерс, ФолькерБирбрауер или хороший друг Щукина КазимежГодловский. Олегом Шаровым, в частности, подробно были рассмотрены сами принципы обоснования хронологии римского времени, особенно на базе римских импортов в Барбарикуме. Он писал в 1995 г. в автореферате своей кандидатской: «темпы бытования импортов и монет могут быть различными …Импорты и монеты, попадая в иную среду, начинают жить по другим законам, не обращения, а прежде всего по законам накопления». Не менее важными представляются и его исследования о пограничных периодах между различными фазами римского времени. Об этих переходных периодах с «перехлестывающими» датами в русской археологии первым написал Марк Борисович Щукин, на материале Центральной Европы их показал Ярослав Тейрал, поэтому работы Шарова, в частности о переходе между периодами С2 и С3, в первые десятилетия IV века, оказались вполне в русле передовых исследований 1990 х годов. Очень интересны и изыскания Олега о хронологии сарматских и боспорских древностей, получившие оформление в его докторской диссертации.

Не мог Олег пройти мимо и другой любимой темы своего учителя — археологических следов германцев в Восточной Европе. Сначала его заинтересовали контакты между черняховцами и германцами бассейнов Одера и Эльбы, в которых Шаров поначалу видел бургундов. Стоит напомнить, что в связи с готской проблемой основное внимание специалистов тогда занимали выходцы из бассейна Вислы, носители вельбаркской и пшеворской культур. Для римского времени лишь отдельные исследователи, например, Юрий Владимирович Кухаренко в 1978 г., ставили вопрос о пребывании в Восточной Европы и иных германских группировок, таких, как бастарны, которых Кухаренко идентифицировал с побужско-подольскими памятниками типа Рахны. И даже если предположение, высказанное Шаровым в 1991 г., о соотнесении эльбо-одерских элементов (керамика с тюрингскими корнями, украшения т. н. закшувского типа и пр.) с бургундами кажется слишком прямолинейным, то его работы, тем не менее, как и уже упоминавшееся исследование Кухаренко о бастарнах, положили начало модной впоследствии теме «другие германцы», подхваченной и развитой другими археологами.

К теме «другие германцы» относится и серия последующих исследований Олега. Как и его одесский коллега Александр Васильев, Шаров показал существование в Северном Причерноморье заметного горизонта северных древностей (пряжки, ременная гарнитура, вооружение, конский убор и т. д.), связанных по происхождению с балтийским регионом, а именно с германскими и негерманскими (балтскими) группами мигрантов (дружинами?). Эти северяне принесли данные вещи на Понт еще во второй половине II века, то есть ранее, чем имело место продвижение сюда готов, описанное Иорданом.

Но особое значение в черноморской археологии эти неготские германцы получили после раскопок и публикации могильника Чатыр-Даг, недалеко от Алушты (В. Л. Мыц, А. В. Лысенко, М. Б. Щукин, О. В. Шаров). Здесь, при активном участии Олега, было исследовано 56 кремаций позднеримского времени и эпохи переселения народов, явно германского происхождения, хотя и с возможным присутствием балтского элемента. Памятник относится к редкому типу некрополей с кремациями на Крымском Южнобережье и на сегодняшний день является единственным из них, раскопанным широкой площадью и, главное, опубликованным на высоком научном уровне. И сейчас неважно, какая из возможных исторических интерпретаций этого памятника (мигранты с севера? разноплеменные переселенцы-федераты Рима?) окажется наиболее близкой к истине. Образцово опубликованный материал, которому, помимо общей коллективной монографии, Олег Шаров посвятил и отдельную книгу про римскую импортную керамику из некрополя, остается ключевым для правильного понимания истории Крыма в эпоху поздней Империи. При этом надо учесть еще одно обстоятельство. В 1980—1990 е годы проблема выделения германских древностей ставилась в Восточной Европе археологами прямолинейно (вельбаркская культура = готы и гепиды, пшеворская = вандалы, любошицкая = бургунды и т. д.). В наше время всё больше и больше российских, белорусских и украинских исследователей склоняется к общепринятой в европейских исследованиях точке зрения Рейнхарда Венскуса и Венской школы Хервига Вольф¬рама о различных путях этногенеза варваров римского времени и начала средневековья, а стало быть, и к неоднозначности самого понятия «народ», для интересующего нас периода. Иными словами, уравнение Густава Коссинны: «археологическая культура = этнос» — работает не всегда. Думается, что последнее обстоятельство необходимо учитывать и при интерпретации данных могильника Чатыр-Даг.

Южный Крым не отпускал Олега. Уже в 2000 е годы он исследовал знаменитый Таракташ под Судаком — культовый горный комплекс, существовавший с середины I по рубеж IV—V веков. Здесь им исследованы и уже частично введены в научный оборот три святилища, оставленные переселенцами с востока. Хорошо представлена керамика III—IV веков, антропоморфные статуэтки, имеющие круг аналогий в Центральной Азии, монетные клады. Этот замечательный памятник еще станет, мы надеемся, сюжетом отдельной книги Шарова.

Но главное внимание в последние десятилетия Олег Шаров уделял Боспору Киммерийскому, которому посвящены его главы в коллективной монографии, вышедшей в 2006 г. на французском языке (M. Shchukin, M. Kazanski, O. Sharov), а также объемные статьи, в которых основное внимание уделено хорошо известным, но подзабытым и до недавнего времени неудовлетворительно опубликованным аристократическим могилам Боспорапозднеримского времени. Именно благодаря публикациям Шарова, а также прекрасному эрмитажному каталогу 2009 года, посвященному «царской» могиле 1837 г. с золотой маской, под редакцией Александра Бутягина и при участии Олега, эти погребения снова заняли достойное место в позднеантичной архео¬логии Северного Причерноморья.

Олегу удалось разделить погребения боспорской знати на несколько хронологических групп, выявить их культурные особенности, объясняемые взаимодействием греческого и «варварского» (сарматского, германского) компонентов, определить несколько групп украшений полихромного стиля, происходящих из данных могил, разобраться с конским убором и вооружением из элитных керченских погребений. В докторской диссертации Олег смог увязать свои выводы, сделанные на археологическом материале, с политической историей Боспорского царства в позднеримский период, когда сложные взаимоотношения между Боспором, Империей и варварами, в первую очередь ираноязычными кочевниками и германцами, определяли ход событий в Северном Причерноморье. Реконструкция боспорской истории, обнародованная Олегом пока только в сжатом изложении в автореферате его докторской, вызывает большой интерес, её спорные моменты, несомненно, станут предметом оживленной дискуссии после монографической публикации диссертационной работы Шарова. Пока же она является единственной детальной концепцией истории позднеримскогоБоспора, разработанной на широком материале, при глубоком знании не только «классической» античной истории и археологии, но и варварского мира.

Показательно, что Олег Шаров в своих исследованиях удачно совмещает анализ археологического материала с хорошим знанием других видов источников, в частности, письменных. В качестве примера можно привести его исследование о стране Ойум, куда, по легенде, рассказанной Иорданом, пришли готы в их миграции из бассейна Вислы к Понту. На основании синтеза данных археологии и сообщений древних авторов Шаров пришел к выводу, что она располагалась в Северном Причерноморье. При этом не столь уж важно, прав он в своих конечных выводах или нет, существовала ли в реальности эта страна или является плодом народной фантазии, вроде Беловодья русских старообрядцев. Само по себе исследование содержит столько информации, столько интересных наблюдений, что волей-неволей хочется верить автору, как мы верим Иордану.

Однако Шаров не замкнулся на чисто черноморских проблемах. Параллельно им проводились и исследования по позднеримским древностям других регионов, казалось бы, удаленных от периферии Римской империи. Мы имеем в виду серию его оригинальных статей, посвященных элементам костюма, прежде всего фибулам, а также монетным кладам римского железного века на Северо-Западе России. Здесь не место пересказывать их содержание, отмечу лишь, что Шаров сразу же обратил внимание на еще мало изученную хронологию древностей этого региона в первые века н. э. Им было подмечено несоответствие традиционных датировок древностей Восточной Прибалтики хорошо разработанным хронологическим системам центрально- и североевропейского Барбарикума римского времени. Поэтому Олег и призывал прибалтийских коллег «перевести на европейское время» их хронологию. Показательно, что примерно в те же годы к похожим выводам пришли и литовские исследователи, что и нашло отражение в современных работах по археологии Юго-Восточной Прибалтики данного периода.

Как видим, Олег много сделал, и немало ему еще предстоит, недаром все с нетерпением ждут скорейшей публикации его монографий по Таракташу и Боспору. Пожелаем же нашему юбиляру дальнейших творческих успехов, да и вообще всего наилучшего в жизни.

Сведения об авторе:

Казанский Михаил Михайлович (Париж, Франция). Доктор хабилитат археологии. Национальный центр научных исследований
E-mail: [email protected]